Константин Дмитриевич был человеком необъятного ума и невероятной работоспособности. Помимо европейских и славянских языков, он переводил со многих экзотических языков, например, с хинди, санскрита, китайского и японского. Обладал большими познаниями в истории, философии и культуре. Читал лекции в Оксфордском университете. Давая наставления начинающим поэтам, Бальмонт писал, что нужно «…уметь в весенний свой день сидеть над философской книгой и английским словарём, и испанской грамматикой, когда так хочется кататься на лодке и, может быть, можно с кем-то целоваться. Уметь прочесть и 100, и 300, и 3000 книг, среди которых много-много скучных». Неудивительно, что его заинтересовали таинственные самобытные острова под названием «Япония».
Большую часть времени Бальмонт находился за границей. К концу XIX века он объездил всю Европу. После он задумал большое кругосветное путешествие, включающее и Японию, однако участие в событиях русской революции сдвинуло его планы. Посетив Африку, оба американских континента, Индию и даже страны Океании, поэт так и не увидел Японию. Первые переводы Бальмонта с японского языка относятся к 1913 году. Через три года Константин Дмитриевич поехал с лекциями по литературе на восток России, в этой поездке волей судеб он получил шанс добраться до заветной Японии.
24 апреля 1916 года в газете «Далёкая окраина» поэт опубликовал цикл переводов японских танка и хайку «Японские песни». Имена японских поэтов он не указал. И по сей день некоторые памятники японской поэзии известны русскому читателю только в переводе Бальмонта. 13 мая он прибыл в порт Цуруга. Путешествие длилось всего 12 дней, однако поэт был глубоко тронут страной, которой в будущем посвятит так много своих произведений. В план входило посещение Иокогамы, Никко, Киото и Токио. Одно из его писем жене начиналось так:
В ярком солнце я увидел цветущий Ниппон…
В письмах Константина Бальмонта из Японии можно найти множество деталей, наблюдений и, главное, признаний в любви к Японии: «За несколько часов я полюбил Японию навсегда. И прекрасный лик Фудзиямы». Он был очарован и её жителями: «Я всегда испытывал по отношению к японцам предубеждение. Оно было совершенно ошибочным. Это не только ошибка, это ошибка чудовищная. Японцы — именно один из немногих народов на земле, которые обладают особой притягательной для меня силой. Воплощение трудолюбия, любви к земле, любви благоговейной к своей работе и к своей родине, внимательности изящной, деликатности безукоризненной и первобытности, не утраченной при цивилизованности в лучшем смысле».
К своему удивлению Константин Дмитриевич обнаружил, что он и русская литература в целом популярны в Японии: «В Токио меня замучили литературные посетители. Оказывается, я очень известен в Японии. Вчера в нескольких газетах токийских — во скольких, не знаю, мне доставили пять разных — были помещены мои стихи и статьи обо мне». Например, в газете «Токио Асахи симбун» в то время была опубликована статья филолога-русиста Айки Осэ, где говорилось: «Бальмонт — поэт мимолётности, певец мгновения. Вне мгновения нет для него ни вчера, ни завтра, ни луны, ни солнца, ни времени… И само существование человека на земле есть поток драгоценных мгновений». Еще в 1910 году, за 6 лет до приезда Константина Дмитриевича, русист Нобори Сёму опубликовал 23 перевода стихотворений Бальмонта.
В день возвращения Бальмонт скорбно писал: «Как скучно и серо в России. И все же я её люблю. Но она – убогая, а Япония – лучезарный сон». Возвращаясь в Петербург, поэт, переполненный свежими впечатлениями, уже занимался переводом японских стихотворений: «Перепеваю японские танки. Я ими пленён. Не очаровательно ли пропела нежная японочка 9-го века Исэ:
В нитку скручу я звуки рыданий,
Вздохов моих.
На нить нанижу я жемчужины слёз
В том же 1916 году появился первый очерк Бальмонта о Японии под названием «Страна — поэма». Русский поэт и сам начал подражать японскому стилю поэзии. Например, его стихотворение 1917 года стилистически восходит к хайку:
Япония – красивый цвет.
Расцвет глициний.
Влюбись в Японию, поэт.
Однако больше всего Бальмонт изучал оригинальное японское стихосложение и пытался найти самый удачный способ передачи его на русский язык. В очерке «Фейное творчество» он писал: «Бороться русским стихом с японской танкой – занятие более или менее невозможное. Хочется передать эту снежинку – снежинка тает и, чтоб дать понятие о снежинке не каплей влаги, которая с ней не сродна, а чем-нибудь снежистым, даешь хлопья снега, но это уже не то. Меня пленила одна танка поэтессы IX-го века Оно-но Комати. Я пытался украсить её рифмами, которых в подлиннике нет, я пытался перевести её и так, и иначе и, наконец, отчаявшись, воспроизвёл её точным количеством слогов, без каких-либо приукрашений. Получилось целых пять перепевов, и каждый имеет свой смысл, воспроизводя ту или иную черту, тот или иной намёк, но, конечно, ни один перепев не дает чары подлинника целиком:
Когда душа моя, тоскуя.
Сорвётся со своих корней,
Как цветик водный, уплыву я.
А впрочем, будет ли ручей.
Чтоб влагой поманить своей.
Когда истомится душа.
От своих оторвавшись корней,
Уплыву я, как водный цветок,
Если только возникнет вода
И поманит меня за собой…
Главную особенность японской поэзии поэт видел в том, что в нескольких строках японские литераторы могут выразить целый мир: «…я не могу не признать, что кроме испанцев, создавших подобные же трёхстрочные и четырёхстрочные песенки, ни один европейский народ не умеет в трёх, в четырёх, в пяти строках дать целый законченный образ, всю музыку настроения, полное прикосновение души к душе, как это умеет сделать японец».
Больше всего Бальмонт восторгался японскими поэтессами, о них он отзывался так: «Женщина играла в развитии японской поэзии большую роль. И она, воплотившая в себе всю нежность расы, не могла не наложить своего отпечатка на поэтическое творчество Японии».
Много своих собственных произведений Бальмонт посвятил Японии. Так был опубликован цикл стихотворений «Из японских впечатлений».
Япония, Ниппон, Нихон,
Основа Солнца, корень Света,
Прими от русского поэта
Его струны певучий звон.
Мне люб твой синий небосклон,
И древо вишни в час расцвета,
Твоя весна светла, как лето,
Резьба всего — узорный сон.
Что вышло из руки японца,
То в каждой чёрточке хранит
Любовь к труду, изящный вид.
Тебя благословило Солнце.
Для женщин сказочных твоих
Всю жизнь готов я петь мой стих.
(«К Японии»)
Со временем увлечённость поэта ослабела, но связь с Японией Бальмонт сохранил до конца жизни. В 1923 году страну сотрясло страшное землетрясение, откликом на эту трагедию стала статья поэта «Огненные лепестки».
Много излюбленных Судьбою я видел благословенных уголков Земли. Много раз, в пути, я был счастлив на далеких живописных островах Океании или в горном уюте солнечных стран. Но нигде я не испытал того, что в Японии.
Посетить Японию русскому поэту был суждено лишь раз, однако он до конца жизни сохранил тёплые воспоминание о солнечной стране, которая так подошла его творчеству. Он называл Японию «Страной совершенной». Так звучит одноимённое стихотворение:
В Японии, где светят хризантемы,
Как светят в небе звёзды в час ночей,
В Ниппоне, где объятья горячей,
Но где уста для поцелуя немы, —
Где все холмы, как части теоремы,
Размерны, — где, виясь в полях, ручей
Есть часть картины, — где поток лучей
Златыми явит и стальные шлемы, —
В Нихоне, в Корне Света, где и свет
Как будто не природно безучастен,
А с мыслью вместе и сердцам подвластен, —
Я видел сон, что каждый там поэт,
Что миг свиданья полнопевно страстен,
За страстью же — раскаяния нет.
Источники:
Бальмонт К.Д. Стихотворения.
Азадовский К.М., Дьяконова Е.М. Бальмонт и Япония.
Бальмонт К.Д. Огненные лепестки.
Бальмонт К.Д. Фейное творчество.
Е. М. Дьяконова. «Я видел сон, что каждый там поэт…» Образы Японии в поэзии Серебряного века.
