В истории Японии было много потрясений, но одними из наиболее значимых для неё выдались два периода: эпоха Мэйдзи с её упором на вестернизацию и послевоенные годы с радикальной сменой политического курса и проблемой идентичности. Эти трудные времена стали вызовом для всего японского общества — и даже его родного языка. Почему в эти кризисные времена некоторые японцы всерьез предлагали заменить японский язык иностранным?
Реставрация Мэйдзи (1868–1912 гг.) коренным образом изменила жизнь японцев: с ней пришли реформы, технологии и совершенно новое мировоззрение. Помимо реформ и технического прогресса, в стране распространились и по-настоящему радикальные идеи. Новое «Мэйдзийское» правительство активно боролось с наследием и традициями прошлых эпох и многое делало для того, чтобы поставить страну на рельсы вестернизации. Отказ от традиций привёл к появлению большого количества «инноваторов» и в сфере языковой политики.
Для начала немножко проясним некоторые особенности дореформенного языка, которые привели к этой ситуации. Японский язык XIX–начала XX веков достаточно сильно отличался от языка, который мы наблюдаем сейчас. Во-первых, он был чётко разделён на два стиля: письменный или литературный, унаследовавший многие лексические и грамматические особенности от японского языка периода Хэйан (794–1185 гг.), и разговорный. К тому же, в это время всё ещё продолжали, пусть и в меньшей степени, чем раньше, использовать камбун — традиционный письменный стиль на основе китайского языка. Во-вторых, саму по себе систему письменности того времени отягощало всё то же наследие старых эпох в виде огромного количества дополнительных знаков азбуки, отсутствия какого-либо вразумительного списка иероглифов, на основе которого можно было бы обучать детей грамоте, и старые правила орфографии. Все эти факторы значительно усложняли создание полноценной системы образования и вынуждали японских школьников тратить годы на то, чтобы освоить родную систему письменности на базовом уровне. В некотором роде это влияло и на развитие некоторых отраслей, особенно — коммуникационных технологий.
Сумасшествие на рубеже веков
На фоне активной вестернизации и возросшей роли иностранных языков, в частности английского, среди элит Японии периода Мэйдзи (1868–1912 гг.) появлялось всё больше сторонников ранее немыслимой идеи — принятия иностранного языка как государственного. Главным сторонником подобных идей был Мори Аринори — политический и государственный деятель, ставший первым Министром культуры в Японской империи.
Мори Аринори имел прекрасное образование. Он был родом из самурайского клана, находившегося в княжестве Сацума — одного из регионов, которые сыграли важнейшую роль в Реставрации Мэйдзи. Спустя два года после Сацумско-британской войны 1863 года 18-летний Мори Аринори отправился на учёбу в Великобританию, а точнее — в Университетский колледж Лондона. После учёбы будущий Министр культуры успел попутешествовать и по другим странам Запада (и даже по России!), но наиболее важной стала поездка в США, где Мори Аринори снова поступил на учёбу.
В 1872 году Мори Аринори, который в то время работал помощником в японском посольстве в США, издал книгу «Образование в Японии», где также выступил автором вступления. В предисловии, помимо краткого описания культуры, истории и политической обстановки в Японии, Мори кратко охарактеризовал и японский язык. В последних двух страницах своей главы он достаточно ясно выразил своё мнение насчёт будущего языка в стране:
Наш язык, без помощи китайского, никогда не учили и не использовали для какой-либо коммуникации. Это указывает на его бедность. Наступление современной цивилизации в Японии достигло самого сердца нации, и английский язык, пришедший вместе с цивилизацией, подавляет как японский, так и китайский языки. (…) Следовательно, теперь мы вынуждены овладевать английским языком. Это совершенно необходимо для того, чтобы поддерживать нашу независимость как нации. В текущих условиях наш скудный язык, который никогда не будет использоваться где-либо за пределами наших островов, обречён подчиниться господству английского языка. Ещё более очевидным это станет, когда силы пара и электричества распространятся на наших землях. Наша нация, жаждущая новых знаний, в своих стремлениях познать истины, заложенные в Западных науках, искусстве и вере, никак не может полагаться на слабый и непостоянный инструмент. Законы государства никогда не смогут быть сохранены на японском языке. Все предпосылки указывают на отказ от него.
Мори Аринори был ярым сторонником принятия английского языка в качестве основного языка государства и системы образования. Схожую точку зрения разделяли и некоторые другие представители интеллектуальной элиты того времени, которая наиболее явно ощущала отсталость Японии на фоне других стран. Однако эти идеи так и остались лишь фантазиями узкого круга реформаторов и некоторых писателей, никаких реальных успехов идея отмены японского языка как государственного не достигла, и долгое время о неё не упоминали. Более того, последовавшие далее эпохи и вовсе характеризовались возросшим национализмом, из-за чего в обществе стали крайне трепетно и консервативно относиться к родному языку. А уже в 30–40-е годы XX века многие иностранные слова и, следовательно, языки и вовсе провозгласили «вражескими» и старались использовать как можно меньше.
Послевоенные идеи
Уже после поражения во Второй Мировой войне и установления оккупационного правительства отдельные представители интеллигенции снова заговорили о том, что для того, чтобы вступить в новую эпоху, Японии нужно перенять перенять не только достижения западных стран, но и их языки.
Эти идеи не отмерли насовсем, а лишь ушли в «спячку» до более подходящих времён, по тем же причинам: нехватка серьёзных языковых реформ и сохранявшееся к тому моменту противоречие между «живым» разговорным и «мёртвым» письменным языком, который всё ещё был в ходу, особенно в официальных документах. Неразрешённость этого противоречия и вытекающие из него проблемы привели к новой волне реформаторских идей.
Важно понимать, что такие предложения рождались не на пустом месте: послевоенная Япония переживала болезненный кризис идентичности, когда разрушение старых институтов подталкивало к мыслям об их полной замене — даже языка. Как раз в это время своё видение будущего высказал писатель Сига Наоя.
В 1946 году Сига опубликовал в журнале «Кайдзо» («Перестройка» или «Реконструкция») своё эссе «О проблеме национального языка», в котором размышлял о том, как же стоит решить проблемы языковой политики Японии того времени. Не то чтобы в Японии 1946 года не было других, более насущных проблем, но Сига считал вопрос национального языка одним из самых острых в долгосрочной перспективе.
Мы, с детства приученные к нынешнему национальному языку, этого особо не ощущаем, но я считаю, что не существует языка более несовершенного и неудобного, чем японский. Если задуматься о том, насколько же он сдерживал развитие [нашей] культуры, то становится очевидно, что это проблема, которую во что бы то ни стало решить сейчас, не упуская момент. Не будет преувеличением сказать, что если мы упустим его, то у Японии будущего не будет ни малейшей надежды стать поистине культурной страной.
В своей работе Сига Наоя указывал на необходимость скорейших языковых реформ, ведь только благодаря ним, как считал писатель, можно было привести страну к развитию. Более того, он размышлял о том, что японский язык и медленные темпы развития, вызванные им, привели Японию к участию во Второй Мировой войне и тяжелейшему кризису.
Сига, ссылаясь на идеи Мори Аринори, предложил и другой, более провокационный, метод — принять в качестве государственного языка… французский. Почему?
Я задумался: а что, если Япония возьмёт лучший и самый красивый язык в мире и сделает его государственным? Думаю, для этого больше всего подойдёт французский.
Кроме красоты, Сига указал и на некоторые сходства французов и японцев, а одной из важнейших черт французского менталитета он считал любовь к стихам.
Конечно, такие идеи — скорее манифест, призванный привлечь внимание к проблеме, чем полноценный продуманный план. Сига Наоя даже не знал французский язык, просто считал его красивым и подходящим, потому что Франция — развитая страна, а значит, и Япония с помощью нового языка сможет достичь успеха в новое, сложное время. Под словами Сиги в действительности скрывалось искреннее желание сделать родной язык лучше, проще и понятнее. Однако идеи Сиги не получили широкого отклика, и в интеллектуальной среде их воспринимали скорее как литературную провокацию или метафору, чем реальный план реформ.
Другой путь
Помимо радикального решения в виде полного отказа от родного языка, существовало несколько других идей. О том, как японцы пытались отказаться от иероглифов и перевести язык на латиницу и даже совершенно новый алфавит, расскажем в следующей статье!
Источники:
В.М. Алпатов – Япония. Язык и культура
Мори Аринори – Образование в Японии (скан, на английском языке)
日本語は廃止される可能性があった件 | manabitagari
「日本語を捨ててフランス語を国語に」 “小説の神様”が唱えた「日本語廃棄論」を言語社会学者が徹底論破（全文） | デイリー新潮
国語問題 （冒頭部分） 志賀直哉／初出「改造」（昭和21・4） — waseda717の日記
志賀直哉「国語問題」は日本語を荒廃から守るのです＆「もののあはれ」はパンチラなのです！｜天才🐾文学探偵犬
