Япония издавна с опаской относилась к иностранцам, чужакам и всякому нарушению установленного порядка. И это отразилось в её фольклоре через образы демонов-о́ни, которые воплощали собой не только разрушительные силы природы, но и всякую социальную инаковость вообще.
Как упоминалось в разделе о китайском происхождении о́ни, люди, которые придерживались иных обычаев или жили вне досягаемости императора считались чем-то вроде о́ни. В самом деле, можно утверждать, что любой человек или люди, которые вынужденно и/или добровольно живут на периферии основного общества, маргинализированы и, таким образом, считаются о́ни (Komatsu Kazuhiko and Naitō, 11).
В вышеупомянутом «Любовании листьями клена» (пьеса театра Но — «Момидзигари», где воин Тайра-но Корэсигэ сражался с демоницей, живущей на горе Тогакуси. — прим. пер.) стоит отметить, что о́ни устранялись по императорскому указу, поскольку считались нарушителями спокойствия и даже рассматривались как угроза императорской власти. В этих историях о́ни часто находятся «вне досягаемости императорского контроля», поэтому их подавление требует отправки в отдалённые регионы особых воинов. Когда существо «вне досягаемости императорского контроля» или считается врагом правящих кругов, оно часто получает ярлык о́ни, таким образом становясь целью подчинения. Использование ярлыка о́ни для обозначения различия, обособленности или угнетения — тема уже замеченная в «Нихонги». Например, когда император Кэйко: велит Ямато Такэру завоевать мятежников на востоке, он говорит: «И успокой буйных богов, искусную речь произнеся, изгони злобных демонов (кадамасики, 鬼), оружием потрясая» (Русскоязычная цитата взята из перевода Л. М. Ермаковой и А. Н. Мещерякова за 1997; «Нихон-сёки», т. 1: св. 7, разд. 7. — прим. пер.). Как отмечают многие учёные, символ 鬼 не появляется в «Кодзики». О:ва Ивао пишет, что редакторы «Нихонги» использовали иероглиф 鬼 для тех, кто выступал против императоров (Ōwa Iwao, 48).
Интересный пример того, как о́ни бросил вызов императору и в итоге фактически одержал над ним победу, можно найти в истории из «Кондзяку-моногатари-сю:». Святой человек с горы Кацураги, обретший через аскезу в горах чудодейственную силу, по приказу императора призван излечить болезнь его прекрасной супруги. Святой благополучно излечивает болезнь женщины, но, оставаясь во дворце, он всё больше увлекается ею. Действуя по желанию своей плоти, он оказывается пойманным на месте преступления, и, следовательно, император заключает его в тюрьму. Таким образом, некогда аскетичный, набожный человек, очутившись в тюрьме, даёт клятву, что готов умереть и переродиться о́ни, лишь бы обладать царственной супругой — предметом своей плотской одержимости. Услышав это зловещее обещание и явно испугавшись проклятия, император и Фудзивара-но Ёсифуса (804-872), премьер-министр и отец его супруги, освободили святого из тюрьмы. Вернувшись в горы, тот продолжает морить себя голодом, полный решимости выполнить свою угрозу и вернуться на землю в качестве о́ни. Не успел он добиться смерти, как предстал перед супругой императора в образе о́ни — огромного, статного существа чернокожего и большеглазого, с широкой пастью и острыми зубами. Он соблазняет женщину и реализует своё плотское желание прямо на глазах у всех и перед императором, который не в силах остановить его. Этот о́ни показывает необычайную решимость реализовать сексуальное желание. Непреклонная воля превращает его в о́ни. Его решимость такова, что он с презрением отвергает волю императора и могущественного Фудзивары, окончательно унижая их. Этот пример показывает, как действительно боялись о́ни, но совсем не обязательно уважали.
Баба Акико утверждает, что о́ни олицетворяли угнетённых людей и/или тех, кто не был частью семьи регентов Фудзивара (с X по XI век). Регенство Фудзивара достигло своего пика с Фудзиварой Митинагой (Baba Akiko, 966-1027), и Баба отмечает, что о́ни, якобы, особенно свирепствовали во времена правления императора Итидзё:, в зените регентства Фудзивара; больше, чем когда-либо вообще в истории Японии (Baba Akiko, 141, 150). Один из лучших примеров тех, кто «жил вне досягаемости императорского контроля» — история Сютэна‑До:дзи. Сютэн‑До:дзи, предводитель банды о́ни, живёт на горе О:э. Во времена правления императора Итидзё: Сютэн-до:дзи и его банда похищали людей, особенно девушек, превращая их в рабов и, в конечном итоге, угощаясь их плотью и кровью. Обеспокоенный император приказывает герою-воину Минамото-но Райко: и его людям остановить похищения, победив Сютэна-до:дзи и банду его приспешников-о́ни. Райко: со своими людьми маскируются под ямабуси (аскетов, восходящих в горы) и уничтожают Сютэна‑До:дзи и его о́ни с помощью хитрости, обмана и толики божественной помощи. Существует много теорий относительно происхождения легенды о Сютэне‑До:дзи, включая представления, что Сютэн‑До:дзи и его товарищи-о́ни были не более чем бандой разбойников, живущих на горе О:э, или что Сютэн‑До:дзи был европейцем, которого принесло к берегам провинции Тамба (современный Киото) и который пил красное вино. Но <…> самое поразительное среди этих теорий — что все их персонажи бесправны в силу географического положения, обычаев и/или иного образа жизни.
У Эн-но гё:дзя (ок. VII-VIII вв.), почитаемого как основателя Сюгэндо: (горных подвижников), есть два помощника-о́ни: Дзэнки (демон, стоящий впереди) и Гоки (демон, стоящий позади). Согласно «Эн-но гё:дзя дэнки» («История Эн-но гё:дзя»), Дзэнки и Гоки — люди, родившиеся в деревне у подножья горы. Осиротев в юности, они отправились в горы, чтобы выжить. Их внешность безобразна, и сельчане, встречая их в горах, называют о́ни. Те, в свою очередь, прежде чем стать учениками Эн-но гё:дзя и защищать практикующих Сюгэндо:, избегают людей и считают гору своей территорией (Chigiri, 312). Исикава Томохико пишет, что живущие в горах вне досягаемости императорской власти, вероятно, стали известны как Дзэнки и Гоки (Ishikawa and Ozawa, 12). Также Янагита Кунио пишет в «Яма-но дзинсэй» («Жизнь в горах») о младенцах, рождённых с зубами, которые считались необычными младенцами. Широко распространена была вера, что такие дети — ониго (дитя о́ни), и они подвергались крайне суровому, особенно до эпохи Эдо. Янагита цитирует различные документы, в том числе «Цурэдзурэ-нагусамигуса», где записано: «…прискорбный обычай в Японии, когда ребёнка, родившегося с зубами, называют дитя о́ни и убивают». В «Хигасияма о:рай» («Письма с Хигасиямы») буддийский монах Дзё:дзин (1108-?) записал как «служанка родила ребёнка с зубами. Соседи посоветовали женщине похоронить его в горах, объясняя это тем, что ребёнок наверняка о́ни. Служанка пришла ко мне за советом, и я [Дзё:дзин] предложил отправить ребёнка в храм, чтобы он стал монахом» (“Yama no jinsei”, 234). Такова была, по-видимому, безрадостная судьба любого ребёнка, который считался потомком о́ни — смерть, оставление или, что более милосердно, монашество. Люди всерьёз верили, что дети, рождённые с зубами, станут о́ни (Satake, “Shuten Dōji ibun”, 44). Однако, как заметили многие социологи, занимающиеся межкультурными исследованиями, такова человеческая природа — применять социальную стигматизацию ко всем, демонстрирующим какие-либо отличия или аномалии.
Действительно, правило обозначать людей с иными обычаями, как 鬼 появился уже в «Нихонги». Там говорится, что в течении 12 месяца 6 года правления императора Киммэя (544 г. н.э.) «в северной части мыса Минабэ острова Садо обнаружены люди мисипасэ. Их лодка пристала там к берегу. Весной и летом они ловили рыбу и ели её. Жители острова говорят, что это — не люди. Они называют их демонами (鬼魅) и не осмеливаются приближаться к ним» (Русскоязычная цитата взята из перевода Л. М. Ермаковой и А. Н. Мещерякова за 1997; «Нихон-сёки», т. 1: св. 19. — прим. пер.). «Мисипасэ» (совр. миси-хасэ) или «люди су-шэнь» — старое название тунгусских предков людей, живших в прибрежной зоне северо-восточного Китая. Должно быть их прибило к берегу из того района. Таким образом, коренные жители наблюдали за су-шэнь на расстоянии, называя их 鬼. Аналогичный случай обнаруживается в «Идзумо‑фудоки» касательно одноглазого 鬼, который проглотил человека. Акимото Китиро: отмечает, ссылаясь на одноглазого 鬼, что, вероятно, именно так описывались люди с физическими характеристиками другой расы (Akimoto Kichirō, 238). Опять же, «различие» выглядит ключом к получению ярлыка 鬼. Далее Акимото отмечает, что «что это может быть как-то связано с работниками по металлу, чьё профессиональное божество — Амэ-но-хитоцу-ками (одноглазое божество)» (Akimoto Kichirō, 238). Другими словами, этот 鬼 может иметь какое-то отношение к кузнецам или их образу жизни. Первая металлургическая культура была принесена в Японию из Южного Китая китайцами или корейцами (Tanigawa, “Seidō no kami no sokuseki”, 31). Коренные японцы могли рассматривать неяпонские расы или их потомков как «отличающихся» и, следовательно, описывать их как 鬼. Это также может дать объяснение, почему о́ни часто изображаются с железной палицей. Возможно ли, что эти первые кузнецы, географически и социально отличающиеся от остального населения, стали тем, что способствовало средневековому возрождению ещё более древнего мифа?
© Главка из книги Норико Т. Рэйдер «Знакомство с японскими демонами. О́ни с древних времен до наших дней» / “Japanese Demon Lore: Oni from Ancient Times to the Present” by Noriko T. Reider, 2010
О других отрывках и последующих новостях по переводу данной книги можно узнать здесь.
