Услышав, как зовут поэтессу Икэда Луна (池田瑠那 икэда руна), многие удивляются: «Разве бывает такое японское имя?». Икэду часто спрашивают, не пользуется ли она псевдонимом. Однако имя «Луна» было дано ей родителями при рождении. В Японии оно действительно встречается очень редко. Родители Икэды знали о том, что на некоторых языках стран Европы это слово обозначает луну, и намеренно выбрали это имя для своей дочери. И как с таким именем не начать писать стихи? Фамилия поэтессы также вызывает поэтические ассоциации. «Икэ» в переводе с японского означает «пруд». Такое сочетание образов в имени вызывает в памяти строки Мацуо Басё:
Праздник осенней луны. Кругом пруда, и опять кругом, Ночь напролет кругом!
(пер. В. Н. Марковой)
Родители Икэды не имели никакого отношения к хайку. Вероятно, её судьба была определена поэтическим сочетанием имени и фамилии.
Икэда Луна приехала в Россию впервые. 17 сентября она участвовала в награждении победителей 8-го Международного конкурса поэзии хайку на русском языке, где ей удалось ознакомиться с несколькими произведениями. В ходе лекции поэтесса поделилась своими впечатлениями о прочитанном. В первую очередь большое удивление у неё вызвало отсутствие формы в 5, 7 и 5 слогов, а также использование непривычных для японцев сезонных слов в произведениях российских авторов. Перечитав русские творения несколько раз, она убедилась в том, что перед ней были действительно хайку, поскольку трёхстишия передавали глубинные переживания и наблюдения поэтов, концентрируясь на каком-либо одном событии или предмете. Икэда Луна отметила, что хайку российских авторов обладает определённым сходством с поэзией Като Сюсона (1905–1993 гг.), творчеством которого она увлекается.
Като Сюсон (加藤 楸邨 като: сю:сон) поднимает в своих стихотворениях тему «поиска Человека». Под термином «хайку» он понимал «проявление Человека», поэтому всегда стремился выразить жизнь и быт посредством поэзии. Сюсон также занимался исследованием творчества поэта Мацуо Басё (1644-1694 гг.).
Икэда Луна заметила, что отличительной чертой Сюсона было то, что он считал неправильным подчинение мнению большинства. «Если все говорят, что что-то – хорошо, это вовсе не значит, что всё в действительности так», – пояснила поэтесса взгляды Сюсона. – «Нельзя сразу говорить, что что-то неправильно».
Ключевое произведение раннего периода творчества Сюсона:
Зимний гром. Дребезжание дверного стекла в ночи. (1983 г.)
В японском варианте хайку «зимний гром» звучит как канрай и записывается иероглифами寒雷 («зимние холода» + «гром»). Это слово было выдумано самим Сюсоном. Поэт объяснил свой поступок тем, что слово «гром» представлялось ему слишком длинным для хайку, поэтому он создал своё. «Канрай» нельзя использовать в обычном значении «зимний гром», поскольку оно несёт в себе глубокий смысл. Это слово описывает голос, который может быть у человеческой души. В данном хайку «канрай» используется, чтобы передать определённое состояние человека и крик его души, который прорывается через морозный воздух. В сороковые годы Сюсон выпустил поэтическую газету под названием «Канрай».
Про приведённое выше стихотворение Сюсон говорит следующее:
«Раньше я не чувствовал никакой особой симпатии к этому хайку, однако теперь оно стало казаться мне лучше, потому что, как мне кажется, в нём прослеживается соединение с морозом» (Август 1941 года, «Зимний гром»).
В своих произведениях Сюсон часто использует слово «соединение», которое на японском языке звучит как глагол なりいる нарииру. Употребление этого глагола неестественно для японского языка. Услышав его в речи, японец сможет понять значение по контексту, однако обязательно задумается, почему был использован именно он. Так и «нарииру» в творчестве Сюсона до сих пор вызывает много вопросов.
Привычным для японского языка в контексте соединения/становления чем-либо будет слово なりきる нарикиру. Оно может использоваться, например, когда говорят об актёре, который может перевоплотиться в любую роль, о девушке, вошедшей в роль дамы после замужества, или о спортсмене, который превратился в полноправного члена команды.
Однако Мацуо Басё также использовал именно глагол «нарииру». Считается, что так он указывал на наблюдение за каким-либо объектом или соединение с ним.
Но в чём же была причина?
В основе творчества Сюсона лежит идея о «Созвучии истин». Это понятие он также почерпнул из творчества Мацуо Басё.
«В нас всё ещё таится истина. Она просыпается при соприкосновении с истиной внешних явлений, становится единым целым с людьми, предметами, превращаясь с ними в единое произведение. Словно истины перекликаются между собой, а мы должны прислушаться к их голосам. Я называю это «Созвучием истин». Искренние, чистые эмоции, лишённые всякого «личного», рождают истину в предметах и людях. Басё так и говорит об этом: «Учись у сосны сосне, бамбуку у бамбука, уходи от самого себя. Эту истину не постичь, если не преодолеть себя. Учись – значит проникай в предмет (по-японски: моно-ни иру), открывай его сущность, чувствуй её, тогда родится стих. Даже если предмет раскроется тебе, если ты не будешь столь же естественным и искренним, то не станешь одним целым с предметом. Вот, как влияет личностное». («Путь выразительности хайку», 1950 г.)
Что же имеется в виду под словами «учись у сосны сосне, бамбуку – у бамбука»?
«Чтобы узнать что-то о сосне, нужно отвергнуть все знания, полученные о ней ранее, и не верить ничему, что о ней говорят. Лучше всего узнать о сосне можно непосредственно от неё самой. Если глубоко проникнуть в объект, то он начнёт раскрываться во всей своей тонкости. Сердце почувствует это, и стих родится сам собой». (Ямасита Кадзуми «Сто афоризмов Басё»)
В мире отдельно существуют люди и вещи. Мы взаимодействуем и проникаем друг в друга, и отсюда получается созвучие истин.
Басё хотел донести следующее: есть сосна, то есть предмет, а есть я – человек, живое существо. Чтобы понять, что такое сосна, нужно проникнуть в её «сознание».
Поэтому если мы вернёмся к сопоставлению глаголов «нарииру» и «нарикиру», то сможем понять, что «нарииру» используется в значении проникновения в предмет, чтобы создать произведение о нём.
Рассмотрим несколько хайку Сюсона на предмет наличия в них принципа «нарииру».
На Оки молодая листва в окружении ревущих волн.
(Сборник «Небо после снега», 1941 г.)
Хайку посвящается историческим событиям, когда императора Го-Тоба (1180-1239 гг.) сослали на остров Оки после неудачного дворцового переворота, где он и умер. Император также был талантливым поэтом. Тогда на острове уже появилась молодая листва, и волны обрушивались на берег.
В марте 1941 года Сюсон также ездил на Оки. Он ехал туда ведомый простым, не подкреплённым никакими причинами желанием. Поэт взял с собой две книги: сборник стихотворений Мацуо Басё и книгу императора Го-Тоба. Сюсон написал это хайку во время путешествия на остров Оки. Своему произведению он дал следующий комментарий:
«Во время путешествия Япония уже находилась на пороге войны, и в воздухе чувствовалась неизбежность, идущая от внешнего мира. Мысли в моей голове появлялись под влиянием строк из книги императора. Сначала они были неопределёнными, постоянно бегали, но в какой-то момент начали выстраиваться в общую идею. Мои мысли и чувства постепенно стали соединяться с «чувствами» и «мыслями» острова Оки».
Другими словами, внешняя и внутренняя среда начали сливаться воедино. Бушующие волны в душе поэта и волны, омывающие остров, стали едины.
В этой ситуации Сюсон «проникает» в предмет. Его волны «проникают» в волны у острова.
Следующие хайку:
Разрубают удильщика, замороженного до самых костей.
(Сборник «Рельеф», 1948 г.)
Всё опадает листва. Не торопись, только не торопись.
(Сборник «Рельеф», 1948 г.)
Взлетает саранча, преисполненная тихой мощью.
(Сборник «Горный хребет», 1951 г.)
В январе 1948 года Сюсон заболел. Иногда ему становилось лучше, однако всё же в его жизни наступил период затяжной болезни. В 40 лет он стал практически недееспособным. Это, безусловно, оставило отпечаток на его психологическом состоянии. Приведённые выше хайку как раз относятся к этому периоду.
У рыбы-удильщика нет иного выбора, кроме как просто принять судьбу. Сюсон как бы превращается в удильщика (нарииру), принимая свою участь без возможности что либо сделать.
Хайку о листве Сюсон объясняет тем, что когда он заболел, ему стало тяжелее вести привычный образ жизни. Если он пытался быстрее выздороветь, ему становилось только хуже. Поэтому он часто повторял себе: «Не торопись, не торопись». Опадающая листва в данном случае создаёт образ ощущения тревоги. Говоря «не торопись», Сюсон становится листвой и просит себя быть помедленнее.
Стихотворение о саранче передаёт радость периода, когда Сюсон пошёл на поправку и начал наполняться энергией. В хайку он сам становится саранчой.
Следующее хайку:
Снежинки из-за гор. Заяц навострил большие уши.
(Сборник «Из-за гор 1», 1975)
Где-то за горами бушует вьюга. Её не видно, однако некоторые снежинки долетают до нас.
Комментарий Сюсона: «Холодная вьюга долгое время била мою душу, которая находилась в состоянии, когда до неё долетают какие-то снежинки от далёкой бури. Я чувствовал её отголоски, и мне было интересно узнать, что там».
Комментарий ученика Сюсона: «Когда автор проявлял интерес к неизвестному и далёкому, он так же, как заяц, навострил уши, чтобы понять, что происходит там, где ему не видно. В этом хайку Сюсон становится зайцем».
Таким образом, Сюсон научился у Басё проникать в предметы: чтобы понять вещь, нужно стать этой вещью. У поэта великолепно получалось писать произведения, где использовался данный принцип. Однако возникает вопрос.
Как научиться использовать этот принцип?
Сюсон уделяет большое внимание периоду отшельничества в жизни Басё. Он говорит о том, что это был период, перевернувший жизнь поэта. Его также можно считать основополагающим, поскольку он повлиял на психологию Басё и его восприятие происходящих вокруг процессов. Именно тогда он получил опыт, который помог ему проникнуть в суть вещей. У Сюсона тоже был похожий опыт – поездка на остров Оки.
Хайку Мацуо Басё:
Пусть горкой костей лягу в открытом поле. Пронзает холодом ветер…
(первое хайку из дневника Мацуо Басё «В открытом поле»)
Всё дело в том, что Басё отправлялся в путешествие с мыслями, что в любой момент он может упасть и придать свои кости земле. Он отправляется с готовностью умереть и принять свою судьбу, а в это время его пронзает холодный осенний ветер. Представляя свои кости на земле в огромном поле, он осознаёт вероятность смерти и принимает её. Это даёт ему возможность научиться проникать в предмет, в данном случае поле, и соединяться с ним.
Принять факт своей будущей смерти не так-то просто. Обычно люди предпочитают не думать о таких вещах. Однако Басё жил в тот период, когда любое путешествие было наполнено неизвестностью и, отправляясь в даль, просто нельзя было не принять этого факта. Сюсон научился этому у Басё и понимал, что смерть когда-нибудь придёт за ним.
Сюсон писал:
«Мне кажется, что то, что Басё увидел в глубине своего одиночества, то, с чем он столкнулся в становлении этого одиночества, нечто намного большее, чем сама его личность, настигнувшее из мрачных глубин человеческого бытия, — являет собой продолжение смерти, как сущности человека, и при сопротивлении смерти ощущаться начинает именно жизнь. «…» Когда мы соприкасаемся с сущностью человеческого бытия, когда стремимся встать на путь создания произведений из глубин этой сущности – именно тогда нам необходимо возродить путь Басё и сделать его своим собственным путём. Иными словами, нам нужно, подобно Басё, уйти в открытое поле». («Теория Басё»)
Таким образом, если мы хотим писать достойные хайку, нам нужно отправиться в опасное для жизни путешествие. Однако Икэда Луна уточняет, что в современном мире нам может быть достаточно просто быть готовыми к этому опасному пути. Сама поэтесса, хотя и много путешествовала, но в дорогу опасную для жизни пока не отправлялась. Она заметила, что даже после своего пребывания в России планирует добраться домой.
Подводя итог всему вышесказанному, можно заключить, что Сюсон уделяет большое внимание проникновению в предмет. В отличие от часто используемого глагола «нарикиру», он использует «нарииру» подразумевая, что будет становиться единым целым с предметом. Глагол «нарикиру» не содержит в действиях «своего», однако в «нарииру» есть «ты», который живёт, продолжая что-то творить, не забывая о собственном «я».
Проникновение в предмет становится возможным, когда человек осознаёт, что он когда-нибудь умрёт. Осознание помогает видеть предметы и лучше понимать их в определённый момент своей жизни. Всё начинает восприниматься немного по-другому. Это помогает уйти в открытое поле и стать его частью. В конкретной ситуации появляется желание жить. Эта идея лежит и в основе понятия «созвучие истин». Чувство осознания собственной смерти – сложно и страшно, однако оно придаёт реалистичности жизни. Это и хотел донести Сюсон. Поэтому современные поэты также должны это учитывать.
Икэда Луна привела свой пример «нарииру» в хайку:
Ракушки растянулись по всей ширине ящика.
Комментарий: «В июне этого года в торговом городе Осака на базаре в разделе рыбы я увидела пенопластовый ящик с водой и морепродуктами. Там были мидии. У одной из разновидностей мидий есть особенность: они высовываются из раковины и приклеиваются к коробке. Эти мидии не знают, что их съедят, но всё равно продолжают жить, даже находясь в этом пенопластовом ящике. Кажется, что они несчастны от того, что не знают своей судьбы. Тогда мне пришла в голову мысль, что я тоже не знаю своей судьбы и, наверное, даже нахожусь в похожей ситуации, что и эти мидии. Я будто тоже сижу в каком-то «пенопластовом ящике», а кто-то, может быть бог, даёт мне время, которое я проживаю. Всё что я могу сделать здесь – это растягиваться на весь ящик и просто жить».
Икэда Луна о хайку
Современная молодёжь не воспринимает классические хайку. Однако в школах периодически проводятся поэтические конкурсы. Слушая стихи, сочинённые детьми, можно понять в какую сторону развивается современная японская поэзия.
Но что же можно назвать хайку, если произведения на разных языках настолько отличаются от того, что создаётся в Японии?
Икэда Луна заключила, что хайку на иностранном языке могут называться любые три строчки, в которых присутствует поэтический образ и личный опыт автора. Соблюдение слогов необязательно.
Если говорить честно, я была шокирована этим ответом. Не так давно я переводила статью о том, как писать хайку на японском языке и, учитывая её объём и количество описанных в ней нюансов, мне показалось немыслимым, что на любом языке кроме японского хайку можно назвать практически любые три строчки.
Поэтому я была очень рада, когда после лекции ко мне подошёл российский исследователь и сказал, что как раз занимается этой темой и в данный момент составляет классификацию, позволяющую понять, какое произведение на русском языке можно считать хайку, а какое нет. Он объяснил, что настоящее хайку содержит образы «здесь и сейчас, а также жизненный опыт, вызывающий своей недосказанностью ассоциативный ряд». Характерной чертой для хайку также являются «простые и неизменные» слова. Здесь имеется в виду, что если в трёхстишии попробовать заменить одно слово (например, «летний» на «осенний») и произведение просто слегка поменяет свой смысл, то его нельзя назвать хайку. Если же от такой замены всё произведение начнёт рушиться, значит перед вами настоящее хайку – ведь в нём слова должны быть неизменны.
Скоро автор выложит подробную статью на эту тему. Прочитать её можно будет здесь.
